ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ

Сегодня ни у кого из специалистов-осетиноведов не вызывает сомнений, что изучение исторического прошлого, культурного наследия и современного положения осетинского зарубежья является достаточно актуальной научной задачей. Столь же очевидно, что особый исследовательский интерес представляют диаспоры, сформировавшиеся на бывшем османском Ближнем Востоке (в современной Турции и в незначительном числе в Сирии) в результате так называемого мухаджирства полуторавековой давности. Действительно, эти осетинские общины принципиально отличаются от диаспор, возникших в более поздние времена в других регионах мира — пост­советских странах, Западной Европе, Северной Америке и т.д. Прежде всего, они являются наиболее (и, собственно, единственной) «старой» диаспорой осетинского народа за пределами Кавказа, дожившей до наших дней. Важнее, однако, то, что ближневосточные осетины в своем большинстве представляют собой прямых потомков групп, не испытавших значительного воздействия российских административных и общественных преобразований второй половины XIX в. и впоследствии сохранивших в странах проживания ряд существенных этнокультурных черт, характерных для осетинского общества дореформенного периода. В сущности, само переселение осетин в Османскую империю было во многом «бегством» наиболее традиционалистски настроенных сегментов этноса от ставшей неизбежностью модернизации и европеизации имперского образца.

Пройденный турецкими осетинами (далее речь будет идти преимущественно о них) путь социальной и исторической эволюции выглядит в схематичной форме следующим образом (подробнее см.: [1]).

Миграции из Осетии в Анатолию происходили главным образом в конце 1850‑х и первой половине 1860‑х гг. в русле более масштабного процесса северокавказского мухаджирства. Общая численность этих переселенцев составила около 5 тыс. человек. Вторая, значительно меньшая волна эмиграции, уже сугубо политической, имела место после революции и гражданской войны в начале 1920‑х гг.

На предоставленных султанскими властями землях осетины создали около 30 сел, расположенных в основном в провинциях восточной (Карс, Муш, Битлис) и центральной (Сивас, Токат, Йозгат и др.) Анатолии. Изначально эти колонии представляли собой довольно замкнутые сообщества с ограниченным уровнем взаимодействия с окружающим населением, что объяснялось прежде всего различиями в этнокультурном облике и менталитете поселенцев и коренных жителей (турок, курдов, армян и др.). Так, для осетин были зачастую неприемлемы обнаруженные на новой родине стандарты гигиены и культуры питания, организации жилого и хозяйственного пространства, а также принятые там правила социального, семейного и межличностного этикета. Кроме того, они очень скоро почувствовали свое силовое превосходство над местными группами, что также способствовало утверждению снисходительно-высокомерного взгляда на последних (хачъилсæртæ — таково не изжитое доныне осетинское наименование турок и остальных местных мусульман). В то же время адаптационная стратегия осетин предполагала поддержание максимально тесных контактов с локальными гражданскими, военными и духовными властями.

Особый характер носили взаимоотношения осетин с другими северокавказскими переселенцами. По-видимому, еще на стадии иммиграции началось формирование у них общекавказской идентичности, чему способствовало и недифференцированное восприятие османами всех кавказских горцев как единого народа — «черкесов».

Фактически на протяжении более чем столетия, то есть с момента поселения вплоть до середины ХХ в., анатолийскими осетинами в условиях почти полной изоляции от своей «культурной метрополии» — Осетии — прилагались усилия по построению и поддержанию в диаспоре модели этнокультурного мира, оставленного ими на Кавказе. С особой тщательностью ими соблюдался комплекс традиционных норм этикета, поведенческой культуры и церемониальной обрядности, выполнявших функцию консолидации общин и поддержания их коллективной идентичности. Серьезной трансформации подверглась, пожалуй, лишь религиозная сфера. В результате из общественной и духовной жизни турецких осетин почти полностью исчезли неисламские элементы. Впрочем, среди них не получили заметного распространения и проявления религиозного фанатизма, мусульманского сектантства (тарикатизма) и гендерной сегрегации (последнее обстоятельство иногда давало повод для их восприятия как «сомнительных мусульман» местными единоверцами). Следует также учесть, что степень давления исламских догматов на традиционные институты осетин была намного выше в регионах Центральной Анатолии, населенных турецким ортодоксально-суннитским элементом, нежели в конфессионально и этнически более разнородных и демократичных восточноанатолийских провинциях.

Ко второй половине ХХ в. осетины, проживавшие в сельских областях Анатолии, все еще неплохо сохраняли важнейшие социокультурные особенности, унаследованные ими от материнского этноса. Осетинский язык продолжал функционировать в бытовой сфере внутри сел, а народные традиции, в том числе архаичные, соблюдались порой в гораздо более строгой и первозданной форме, чем к тому времени имело место в самой Осетии. При этом историческая родина, находившаяся по другую сторону «железного занавеса» и уже практически не известная даже старшим поколениям турецких осетин, постепенно приобретала в их сознании черты недосягаемого общественного, культурного, морального и экологического идеала, некой «совершенной земли», вольно или невольно противопоставляемой стране проживания.

Однако постепенно, особенно после образования Турецкой Республики в начале 1920‑х гг., происходило усиление экономического и культурного взаимодействия осетинских сел с окружающим населением, неизбежно ведшее к эрозии их традиционных институтов и уклада жизни. В некоторых случаях резкое открытие ранее замкнутых общин внешним влияниям повлекло за собой драматические внутренние конфликты. Примером может служить растянувшееся на два десятилетия противоборство между, условно говоря, «исламистами» и «националистами» в дигорском селе Пойразлы провинции Йозгат, считающейся одним из наиболее консервативных регионов Турции. В середине 1940‑х гг. группа влиятельных жителей села добилась при поощрении внешних сил запрещения сельским советом «несовместимых с исламом» и потому якобы вызывавших недовольство соседей-турок обычаев, к каковым были отнесены в первую очередь массовые народные танцы с участием представителей обоих полов. Это требование столкнулось с оппозицией большинства сельчан, особенно представителей молодого поколения, для которых собрания с танцами являлись не только важным социальным и культурным мероприятием, но и одним из способов подтверждения собственной этнической идентичности. Тем не менее «исламистской» партии удалось, оказывая моральное давление на односельчан, сломить это сопротивление, в ознаменование чего все имевшиеся в домах жителей национальные музыкальные инструменты (гармоники) были изъяты и под надзором сельских старосты и муллы публично уничтожены как символ религиозного неблагочестия. В последующие годы сельская молодежь обходила этот запрет, посещая танцевальные вечеринки в близлежащих осетинских, адыгских и абазинских селениях. Лишь в конце 1960‑х гг. народные танцы были окончательно реабилитированы в этом селе¹.

С последней четверти ХХ в. под влиянием общетурецких процессов внутренней миграции началось ускоренное перемещение осетин из сел в крупные города. Фактически на протяжении жизни одного поколения турецкие осетины превратились из аграрного, патриархального сообщества в почти полностью урбанизированное. Сегодня единственным осетинским островком в Анатолии являются два села в провинции Йозгат — Боялык и Пойразлы, причем очевидна тенденция к старению их постоянного населения.

Миграция в города дала сильный импульс ассимиляционным процессам среди осетин. Основная проблема заключается в том, что им, несмотря на созданные в Стамбуле, Анкаре и других мегаполисах осетинские землячества, фонды и подобные организации, пока не удалось построить успешную модель городского диаспорного «осетинского мира» взамен ушедшего в небытие сельского и остановить нарастающее отчуждение городской молодежи от своей традиционной культуры и языка.

Несомненно, важным фактором укрепления этнонациональной идентичности осетинской диаспоры является возникшая в результате известных геополитических сдвигов начала 1990‑х гг. возможность установления и поддержания контактов с исторической родиной. За последние двадцать с лишним лет сотни турецких осетин побывали в Северной (а некоторые и Южной) Осетии, найдя там родственников и однофамильцев, а в ряде случаев и брачных партнеров. Процесс открытия заново земли предков порой протекал небезболезненно, сопровождаясь стремительным разрушением многолетних идеализированных представлений о ней и знакомством с реальными проблемами российского Северного Кавказа. Следует также заметить, что в отличие от, к примеру, адыгских республик или Абхазии в Осетии факт переселения сравнительно небольшой группы соплеменников в Османскую империю в позапрошлом столетии не является критическим элементом исторической памяти населения, точно так же как гипотетическая репатриация их потомков не представляет, с точки зрения национальных элит, утилитарной демографической и политической ценности. Отчасти в силу этого государственными и общественными организациями РСО-А до настоящего времени не разработано эффективных программ культурной поддержки диаспоры, не говоря уже об адаптации потенциальных репатриантов.

В целом, несмотря на заслуживающие безусловного уважения, зачастую подвижнические усилия осетинских общественных объединений и активистов Турции по осуществлению национально-просветительной работы среди своих соотечественников и их консолидации, тенденция к дальнейшей деэтнизации осетинского населения страны представляется в настоящее время доминирующей. Иными словами, с каждым годом все большее число представителей старших поколений турецких осетин уходит из жизни, не передав унаследованные от своих предшественников этнокультурные знания и опыт детям и внукам.

Вышеизложенные обстоятельства настоятельно диктуют необходимость безотлагательной организации мероприятий, прежде всего полевых исследований, с целью комплексного изучения существующих осетинских общин как в городах, так и в особенности в сельской местности Турции. Можно предполагать, что подобные изыскания в итоге позволят не только описать этнокультурный профиль анатолийских осетин, что само по себе является важной научной задачей, но и пролить дополнительный свет на некоторые стороны традиционной материальной и духовной культуры, фольклора, языка и истории осетинского народа в целом.

В период с 31 октября по 10 ноября 2013 г. в рамках Программы целевых расходов Президиума РАН сотрудниками СОИГСИ была предпринята первая фольклорно-этнографическо-лингвистическая экспедиция в Турцию. В ее состав вошли руководитель экспедиции кандидат исторических наук турколог Г. В. Чочиев, кандидат филологических наук фольклорист Д. В. Сокаева, этнограф Э. И. Тавасиева и языковед Э. Т. Гутиева. В ходе этой поездки, прошедшей при неоценимой организационной поддержке Культурно-благотворительного фонда «Алан» (Турция), члены экспедиции посетили города Стамбул и Анкару и осетинские села Пойразлы и Боялык в провинции Йозгат. Удалось побывать в восьми семьях, на двух социальных мероприятиях и проинтервьюировать в общей сложности около 50 человек, в основном лиц пожилого и среднего возраста. Собранный участниками экспедиции довольно обширный видео-, аудио-, фото- и текстовый материал на данном этапе подлежит описанию и систематизации для последующей передачи в архив СОИГСИ.

Некоторые из полученных в ходе поездки результатов в сжатом виде представлены ниже:

Фольклор. Основной формой проявления современными турецкими осетинами знаний традиционной культуры своего народа является устный рассказ. При этом наиболее популярны в их среде следующие темы: миграция предков с Кавказа и их поселение и адаптация к условиям жизни в Анатолии; степень сохранности традиций и обычаев; фамильные и семейные истории (относящиеся как к кавказскому, так и в особенности к турецкому периоду); рассказы о знаменитых гармонистах и танцорах; сравнение осетин с турками и другими коренными народами с акцентом на различиях и т.д.

Из других жанров фольклора были записаны волшебные и кумулятивные сказки, колыбельные песни, считалки, пожелания, пословицы, поговорки, загадки, песни. Бóльшая часть указанного материала фиксировалась в Осетии тридцать и более лет назад, но в настоящее время перестала бытовать в устной традиции. По крайней мере одна из сказок («Чудесная бусина») демонстрирует некоторые сюжетные отличия от ее известных кавказских версий.

Этнография. В селах сохраняются признаки первоначального пофамильного расселения. Наличествуют старинные орудия аграрного производства, хозяйственные объекты, предметы быта и украшения, которыми турецкие осетины пользовались до недавнего времени или пользуются до сих пор: мельница с каменными жерновами, помещение для приготовления национальных блюд (ирон къæбиц), привезенная с исторической родины в период миграции играющая немецкая гармоника, элементы традиционного женского костюма (нагрудники, ремень с бирюзой) и др.

Как в селах, так и во многих городских семьях регулярно практикуется приготовление осетинских пирогов, пельменей (хъæбынтæ) и других блюд, зачастую по вышедшей из употребления в самой Осетии старинной рецептуре. В то же время осетинский застольный молитвенный ритуал полностью вытеснен под влиянием ислама.

Правил родовой экзогамии придерживаются не столь строго, как на исторической родине. Но во многих семьях соблюдается архаичный обычай избегания (уайсадгæ).

Полученное от информантов описание свадебных и похоронных обрядов и церемоний турецких осетин свидетельствует о совмещении осетинских и исламских традиций.

Были зафиксированы не встречающиеся ныне в Осетии музыкальные и танцевальные образцы.

Большую ценность представляют обнаруженные в некоторых семьях записанные родословные, а также фотографии конца XIX и начала и середины ХХ в.

Язык. Язык турецких осетин (представленный как иронским, так и дигорским диалектом) с момента их поселения в Анатолии примерно до конца 1980‑х гг. был почти полностью изолирован от материнской языковой среды на Кавказе. Будучи изначально как правило одноязычными, осетины на новой родине довольно скоро (в первом-втором поколениях) овладели турецким, а в отдельных случаях и языками других соседствовавших с ними народов (курдским, адыгским, абхазо-абазинским и т.п.), став в результате двуязычными или даже многоязычными. Тем не менее основным средством общения в осетинских селах вплоть до самого последнего времени оставался осетинский язык. В данных условиях состояние языка характеризовалось двумя основными чертами. С одной стороны, он демонстрировал тенденцию к консервации (архаизации) некоторых грамматических и лексических элементов осетинской речи середины XIX в., а с другой — испытывал влияние генетически и типологически отличных языков, прежде всего турецкого. Сделанные в ходе экспедиции наблюдения и аудиозаписи позволяют выявить определенные особенности речи анатолийских осетин, более глубокий анализ которых может дать ценный материал для уточнения ряда вопросов диалектологии и истории осетинского языка. Это делает целесообразным дальнейшее исследование как социолингвистических аспектов, так и фонологических, морфологических, синтаксических и семантических особенностей языка осетинских общин Турции.

В заключение отметим, что экспедиция носила предварительный и в какой‑то мере оценочный, рекогносцировочный характер и должна рассматриваться как отправная точка для более глубоких и регулярных исследований в этом направлении. В целом она подтвердила перспективность дальнейшего приоритетного изучения (в том числе программно-целевым способом) фольклора, материальной и духовной культуры и языка анатолийских осетин как малоизученной области осетиноведения и кавказоведения. Учитывая довольно значительную удаленность друг от друга современных осетинских общин Турции и объективную ограниченность сроков проведения полевых работ и численного состава их участников, при планировании будущих исследований представляется целесообразным использование метода последовательного сосредоточения на отдельных регионах (городах, провинциях и т.п.) для осуществления в них по возможности исчерпывающего выбора материала.

1. Информаторы: Царикати Реджеп Огуз, Дагуйти Месут Зорлу (Анкара, 1997 г.). Материал из личного архива Г. В. Чочиева.

____________________________________________________

1. Чочиев Г. В. Осетины на Ближнем Востоке: поселение, адаптация, этносоциальная эволюция (краткий очерк) // Известия СОИГСИ. 2010. Вып. 4 (43). С. 48‑66.

скачать статью PDF