| З. К. Кусаева ПРИНЦИПЫ ТЕКСТОЛОГИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ И ПОДГОТОВКИ К ПЕЧАТИ НЕОПУБЛИКОВАННЫХ ФОЛЬКЛОРНЫХ МАТЕРИАЛОВ ИЗ АРХИВНЫХ СОБРАНИЙ В. Ф. МИЛЛЕРА |
 |
DOI 10.23671/VNC.2019.70.27653В предлагаемой статье рассматриваются вопросы текстологического анализа и подготовки к изданию ранее неопубликованных фольклорно-этнографических материалов из архивных собраний В. Ф. Миллера. Документы были обнаружены в архиве востоковедов Института Востоковедения РАН и содержат 398 рукописных страниц с записями текстов Г. Шанаева, Б. Гатиева, И. Канукова, относящихся к различным жанрам осетинского фольклора и этнографии. Рукопись была доставлена Миллеру Е. Г. Вейденбаумом в мае 1894 г. Основной корпус материалов предназначался для публикации в «Сборнике сведений о кавказских горцах», однако как и значительная часть разнообразных сведений по истории, этнографии, фольклору народов Кавказа, записанных в большом объеме, оказался не изданным. Рукопись содержит многожанровый состав произведений по фольклору и этнографии как на осетинском (частично с переводами), так и на русском языках: эпические тексты на русском языке; сказки о животных на осетинском языке (с переводами на русский язык); волшебные сказки на русском языке (без оригинальных вариантов); пословицы и поговорки на осетинском языке (с переводами на русский язык и примечаниями); загадки на осетинском языке (с переводами на русский язык); обрядовые песни на осетинском языке (с переводами на русский язык); этнографические очерки на русском языке (с примечаниями). Поскольку «Сборник сведений о кавказских горцах» печатался на русском языке, все осетинские материалы, предназначенные для данного издания, представлены с соответствующими переводами. Для некоторых текстов использован подстрочный перевод, а в отдельных случаях собиратели допускают определенную интерпретацию. В настоящее время ведется работа по подготовке и включению данных материалов в современный исследовательский контекст. Ключевые слова: В. Ф. Миллер, осетинский фольклор, этнографический очерк, текстологические принципы, неопубликованная рукопись.
В Институте востоковедения РАН в архивных собраниях В. Ф. Миллера главным научным сотрудником ИМЛИ РАН, доктором филологических наук А. И. Алиевой были обнаружены ранее неопубликованные материалы по фольклору и этнографии осетин [1]. В 2017 г. копии документов были предоставлены нам для их текстологического изучения, расшифровки, систематизации и публикации. В настоящее время материалы готовятся к изданию. Документы содержат многожанровый состав фольклорных и этнографических текстов и состоят из 199 рукописных листов с записями на оборотной стороне, соответственно — 398 страниц. На титульном листе папки сохранился автограф В. Ф. Миллера: «Материалы по осетинским народным сказаниям, пословицам, обычаям и проч. Г. Шанаева, Гатиева, И. Канукова, доставленные мне Е. Г. Вейденбаумом в мае 1894 года из Тифлиса (хранились раньше в бумагах редакции бывшего «Сборника сведений о кавказских горцах»). Вс. Миллер» [1, 1]. Как указано в тексте, рукопись Миллеру предоставил Е. Г. Вейденбаум (1845–1918) — кавказовед рубежа XIX‑XX вв., председатель сословно-поземельной комиссии военно-народного ведомства на Кавказе, член Совета кавказского наместника, сотрудник Кавказского отдела Императорского Русского географического общества. Одновременно Вейденбаум занимался научно-литературной деятельностью. Сфера его исследовательских интересов была весьма разносторонней и затрагивала такие области научного познания, как история, этнография, археология, география, зоология, биология и др. За научную публикацию «Священные рощи и деревья у кавказских народов» в 1878 г. Вейденбаум был награжден малой серебряной медалью Русского географического общества. С 1897 г. он сотрудничал с Кавказской археографической комиссией, а затем в качестве председателя руководил ее деятельностью. Предоставление данной рукописи Миллеру было вполне обосновано, поскольку все сведения, в частности тексты осетинского фольклора, полученные исследователями, работавшими в указанный период на Кавказе, передавались этому ученому как авторитетному осетиноведу для систематизации и дальнейшей публикации. Как выяснилось, Вейденбаум получил материалы от редактора «Сборника сведений о кавказских горцах» Н. И. Воронова, которому они были отправлены Г. Шанаевым. Как отмечает А. А. Туаллагов, «письма Е. Г. Вайденбаума, в которых автор обращался к В. Ф. Миллеру с предложением передать именно ему рукописи осетинских авторов по осетинской этнологии, свидетельствуют о высоком авторитете ученого в области осетиноведения. Кроме того, переданные Е. Г. Вайденбаумом В. Ф. Миллеру рукописи осетинских сказаний, записанных на русском языке в 70‑е годы XIX в. братьями Шанаевыми, впоследствии составили первый выпуск «Памятников осетинского народного творчества», опубликованный в 1925 г.» [2, 34‑35]. Эпистолярное наследие Миллера сохранило имена значительного ряда представителей осетинской интеллигенции, занимающихся собирательством и фиксацией материалов по фольклору и этнографии осетин. В их числе: священник А. Гатуев, студент Петровской сельскохозяйственной академии С. А. Туккаев, инженер Инал Собиев, учителя Алмахсит Кануков, Асламурза Кайтмазов, Цоцко Амбалов, Гаппо Баев, Дзантемир Шанаев, Михаил Гарданов, Савва Кокиев и многие другие [3, 9‑10]. Миллер был чрезвычайно благодарен своим корреспондентам, присылавшим ему тексты и слова для будущего словаря, а также помогали в переводах; он неоднократно признавался в том, что не смог бы довести до конца дело без помощи осетинской молодежи, по его словам, «Осетия за их труд обязана поставить рукотворный памятник, на котором бы значились все их имена, как имена осетин, создавших и распространивших осетинскую письменность и национальную школу, и науку» [4, 40]. Среди документов аходится сопроводительное письмо Г. Шанаева к Н. И. Воронову, из которого следует, что часть материалов была отправлена в дополнение к ранее переданным текстам, о чем и сообщал автор: «Милостивый государь, Николай Ильич! В сказании под заглавием «Рассказ о характере горца», отправленном к Вам в письме моем от 10‑го числа сего года, я сделал упущение в двух листах, а именно: 1) в примечании об уацайраг, в сноске на первом листе второй страницы в конце упустил я из виду объяснить содержания слова уацайрага. 2) В том же сказании в примечании о кровной мести на первом листе, на 4‑й строке не успел проставить [далее неразборчиво]. Поэтому прилагаю на обороте сего, примечания к сказанию «Рассказ о характере горца» к слову уацайраг; Прошу Вас, Милостивый Государь, покорнейше, если сказание будет найдено годным к печати «В сборник сведений о Кавказских горцах», то не оставьте добавить к нему упущения мною сделанные. Прошу принять уверение в глубокой преданности и уважении моем к Вам, Милостивый Государь! 18 октября 1875 гг. Владикавказ. Г. Шанаев. Адрес мой: Через Владикавказское Окружное Полицейское Управление» [1, 8]. Затем следуют подробные дополнения к примечаниям, содержащимся в предыдущей переписке с Вороновым. Очевидно, представленные материалы не вошли в основной корпус «Сборника сведений о кавказских горцах» и другие издания по той причине, что составители в качестве первостепенной задачи определяли выборочный принцип публикации текстов. Обоснован данный подход тем, что объем сборников, для которых были предоставлены самые разнообразные сведения по истории, этнографии, фольклору народов Кавказа, не вмещал тексты во всей полноте, записанные в большом количестве. Соответственно, существенная часть материалов осталась неизданной. Необходимо подчеркнуть, что одной из значимых работ, знакомящих широкий круг читателей с этнической культурой осетин, была признана статья Б. П. Гатиева «Суеверия и предрассудки у осетин», опубликованная в «Сборнике сведений о кавказских горцах» в 1876 г. [5] Статья содержала подробную информацию об осетинских праздниках и явилась источником ценных сведений по фольклору и этнографии осетин, народным обычаям, обрядам и ритуалам [6, 13‑26]. Никак не оспаривая оправданный выборочный подход составителей упомянутого сборника к фольклорно-этнографическим материалам, мы ставим своей задачей осуществление полного и объективного раскрытия документов, полученных нами из архивных собраний Миллера, руководствуясь современными принципами текстологического исследования. Чтобы декларируемый подход не оказался далеким от его воплощения, требуется тщательная селекция и систематизация текстов, что не позволит им исчезнуть из поля зрения науки. Обстоятельность и научная объективность текстологических принципов Миллера предполагают строгие требования к работе с архивными материалами, в связи с чем возникает необходимость разработки конструктивных подходов к их изучению. Соответственно, перед нами стоял достаточно широкий круг вопросов, обусловленных введением данных текстов в научный оборот и касающихся: 1) принципа жанровой классификации архивных материалов и порядок их размещения в предполагаемом сборнике; 2) степени допустимости редакторcкои правки исследуемой рукописи, с указанием соответствующих примечаний (явные описки собирателя и пр.).; 3) аппарата научного комментирования и т.п. Научная текстология в фольклористике зародилась и развивалась вместе с наукой о фольклоре. Изучение истории текста фольклорных произведении стало предметом специальных исследовании уже в начале XIX в. Особое значение приобрели текстологические исследования, когда в сферу их интересов вошла разработка методики записи фольклорных текстов. Создание научной методики собирания и публикации произведении народной поэзии, формирование научного фонда фольклорных материалов, определение основных видов и жанров фольклора составляли одну из главных задач фольклористики XIX в. Разработка проблем текстологии как основы всякого филологического исследования заняла важное место в трудах ученых. К примеру, в известной книге Ивана Борна впервые в русской науке был обоснован принцип достоверности фольклорных текстов и недопустимости всевозможных исправлении при их публикации [7, 6]. Фольклорные сборники того времени, по мнению Борна, свидетельствуют «о нерадении об отечественной словесности». Составители думают, что, обрабатывая тексты, они «сводят с древних сочинении ржавчину»; в действительности же они «покрывают их новомодным лаком», вследствие чего пропадают их «первобытный вид и цена» [8, 140]. Вместе с тем, крупнейший ученый-литературовед Д. С. Лихачев применительно к письменным фольклорным текстам отмечал: «Бессознательно сделанные ошибки рукописи не входят в понятие текста… аналогичны бессознательным ошибкам рукописи и «обмолвки» исполнителя». Согласно мнению ученого, передавая текст, исследователь должен отделять явление текста от всего того, что к тексту не относится [9, 114‑116]. Развивая данное положение, С. Н. Азбелев утверждал, что текстолог должен исправлять материал перед публикацией — если к этому есть достаточно веские основания (но, конечно, все исправления должны быть оговорены и обоснованы) [10, 34‑45]. По мнению известного фольклориста В. Я. Проппа, возможен такой тип издания, в котором с точки зрения фольклористического изучения нет прямой необходимости в сохранении всех особенностей местного или индивидуального произношения. Вопрос об их сохранении или нивелировке должен решаться для каждого издания отдельно, приемы редактирования должны доводиться до сведения читателя во вводной статье или в примечаниях; безоговорочная и ничем не мотивированная нивелировка особенностей произношения ни в каких случаях недопустима [11, 203]. Собирание произведении народной поэзии, точнее — принципы и методы их записи, до настоящего времени являются предметом специальных исследовании, составляющих значительный фонд научной и научно-методической литературы. Совершенно иным было положение во времена, когда начинали свою деятельность собиратели осетинского фольклора, поскольку этот период характеризовался недостатком специальной литературы по методике записи фольклорных текстов. Соответственно, отсутствие во второй половине XIX в. научно-обоснованных принципов жанровой дифференциации фольклорных произведений чрезвычайно усложнило работу собирателей при классификации текстов. Вследствие этого, особенности жанровой систематизации текстов анализируемой нами рукописи характеризуются несоответствием с каноническими правилами жанровой типологии в фольклористике. Так, волшебные сказки и этнографический очерк «Рассказ о характере горца» определены собирателем как народные сказания, сказки о животных — басни, а обрядовые песни — молитвенные пожелания. Рукопись содержит тексты как на осетинском (частично с переводами), так и на русском языках, систематизированные нами согласно современным принципам жанровой классификации фольклорных источников: 1. Эпические произведения на русском языке (тексты на языке оригинала не представлены): «Как нарты пришли к гибели», «Как погиб род Алæгатæ», «Уастырджи и Нарт Маргуц» (4 текста) и одно сказание из цикла о Даредзантах — «Об Амране Дарезанты». Основным сюжетообразующим компонентом в представленных текстах является эсхатологический мотив, весьма актуализированный в мифоэпической художественной традиции осетин [12, 304‑318; 13, 79]. 2. Сказки о животных на осетинском языке с переводами на русский язык (20 текстов); 3. Волшебные сказки на русском языке без осетинских вариантов, а также одна сказка на осетинском языке с переводом на русский язык (4 текста); 4. Пословицы и поговорки на осетинском языке с переводами на русский язык и примечаниями (351 текст); 5. Загадки на осетинском языке с переводами на русский язык (24 текста); 6. Обрядовые песни: «Ног Боны зарæг», «Цоппай», «Чындзæхсæвы зарæг» (на осетинском языке, с переводами на русский язык) (4 текста); 7. Этнографические очерки: «Положение женщины у северных осетин», «Рассказ о характере горца» (на русском языке с примечаниями) (2 текста). Поскольку «Сборник сведений о кавказских горцах» печатался на русском языке, все осетинские материалы, предназначенные для данного издания, представлены с соответствующими переводами. Для некоторых текстов использован подстрочный перевод, а в отдельных случаях собиратели допускают определенную интерпретацию. Исследуемые рабочие материалы не перебелены собирателями и представляют значительную сложность для их расшифровки. Очевидно, большинство записей велись в полевых условиях, о чем свидетельствуют явные признаки скорописи, частые зачеркивания и «бисерный почерк», весьма проблематичный для толкования, даже при многократном увеличении. В процессе фиксации документов использовался смешанный алфавит: как латинский, так и русский. Следовательно, в первую очередь необходимо было провести транслитерацию рукописей на современную осетинскую и русскую графику с использованием кириллицы. Для реализации поставленной цели нами были расшифрованы и переписаны от руки все представленные тексты, с соблюдением строгого соответствия с оригинальными рукописными источниками. Существенным упущением является отсутствие в документах исчерпывающей паспортизации текстов: в рукописях отмечены лишь дата, место фиксации и данные о собирателе (анкетирование частичное, без указания фамилии и имени информатора). К примеру, осетинская сказка без названия (начало: «Мæгуыр лæг æмæ ус уыдис æмæ цын иунæг лæппу уыд…»), представлена собирателем как записанная в г. Сочи от осетинского всадника в 1906 г. Этот текст обращает на себя внимание, во‑первых, датой фиксации, поскольку он выбивается из общего контекста документов, которые, как уже упоминалось, были доставлены Миллеру в 1894 г. Материалы, в числе которых содержится текст сказки, находятся в отдельной папке, также с пометкой «Осетинские тексты (неопубликованные)». Очевидно, что эта часть рукописи была доставлена Миллеру позднее и не предназначалась для включения в ССКГ, поскольку Сборник публиковался в 1868‑1881 гг. Во-вторых, сказка «Мæгуыр лæг æмæ ус уыдис…», как и основной корпус рукописных материалов, показательна с точки зрения чуткого отношения собирателей к особенностям народной речи. Текст содержит множественные несоответствия с лексическими нормами осетинского языка, что является признаком строгого соблюдения собирателями текстологических принципов записи произведении устной словесности. В указанной папке также содержится собрание произведений афористических жанров, сопровождающихся примечаниями Г. Шанаева: «Предлагаемые осетинские пословицы служат дополнением к пословицам, помещенным в труде акад. А. Шифнера (осетинские тексты, собранные Дан. Гонкадзе и Вас. Цораевым 1868 года, стр.6‑14), и в сочинении проф. В. Миллера (Осетинские этюды, часть III, стр.180‑191, 1887 года). Записаны эти пословицы на иронском наречии осетинского языка преимущественно во Владикавказе и его окрестностях. При окончательной обработке мною были включены в это собрание, доставленные мне учителем Асламурзою Кайтмазовым, около ста пословиц из Нарского ущелья. При переводе я старался держаться на сколько то было возможно, близости к подлиннику. Для более удобного понимания к собранию этих пословиц присоединены некоторые объяснения к листам темным» [1, 103]. При обнародовании целостных рукописных собраний принципиальное значение имеет сохранение идеи и принципов, заложенных самими собирателями, а также дополнение их сопроводительным аппаратом, выполненным на уровне современных научных требовании. Как правило, аппарат фольклорного сборника состоит из предисловия, послесловия, примечаний (комментариев). Значительно реже в него включаются различного рода приложения: указатели (сюжетов, мест записи, сведений об исполнителях и т.п.), словари местных и малоупотребительных слов и выражении, варианты к отдельным текстам и некоторые другие материалы, значимые для соблюдения принципа историзма, лежащего в основе методологии фольклористики. В этой связи отсутствие необходимых сведений значительно усложнит задачу составления обстоятельного научного аппарата к готовящемуся изданию. Наиболее верной концепцией, применимой к публикации документов, представляется точное соблюдение требований к академическим изданиям, а именно: при обнаружении явных ошибок и неразборчивых слов оговаривать их в комментариях и пр. Важно, что наличие оригинальных рукописей способствует недопущению разночтений между архивными собраниями и готовящимися к публикации материалами. Одним из значительных достоинств предстоящего издания является возможность сравнительно-сопоставительного анализа материалов анализируемой рукописи с вариантами фольклорных текстов, извлеченных как из различных источников, так и из архива Миллера и опубликованных ранее. К примеру, в рукописном собрании Миллера, о котором идет речь, содержится текст с оригинальным, ранее неизвестным сюжетом волшебной сказки «Драгоценный камень», записанный Г. Шанаевым 5 октября 1873 г. во Владикавказе [1, 16]. Это фольклорное произведение является одним из вариантов весьма распространенного сказочного сюжета о Чудесной бусине — Цыкурайы фæрдыг. Тема Чудесной бусины относится к устойчивому комплексу сюжетно-фабульных мотивов, составляющих основу композиционной ткани значительного корпуса произведений, созданных практически во всех жанрах осетинского устно-поэтического творчества: легенд, преданий, обрядовых молениий, песен, народной афористики и др. Мотив Чудесной бусины обладает особой семантической насыщенностью и весьма распространен в осетинской Нартиаде [14, 165‑173]. Соответственно, сравнительный анализ инвариантной схемы сказки с ее известными версиями позволит определить закономерности развития данного архетипического сюжета. Как варианты обрядовых песен представляют интерес фольклорные произведения, сгруппированные Шанаевым в разделе «Осетинские молитвенные пожелания». Так, одним из представленных текстов, относящихся к новогоднему репертуару и исполняющемуся при колядовании, является «Ног боны зарæг» («Новогодняя песня»): Хæдзаронта, хæдзаронта! Алы аз уыл æгасæй цæуа! Уæдæ сæдæ фидæн, хорзæй фенат! Уæдæ сæдæ фидæн, хорзæй фенат! Уæ лæг саг амара, уæ ус тырын ныййара! Уæ басылы къух мæн фæуа! Сой цæуы, сой, алы аз дæр ардæм, Сой цæуы, сой, фидæнмæ дæр ардæм, Сой цæуы, сой, сау карчы айк тымбыл у, Сой цæуы, сой, махæн не ‘фсин чъынды у, Сой цæуы, сой, олæ къулыл дидинджытæ, Сой цæуы, сой, рахæссут нын чъиритæ, Сой цæуы, сой, нæ сугсæттæны [далее неразборчиво], Сой цæуы, сой, рахæссут нын [далее неразборчиво]! Показательно, что содержание данного текста во многом синонимично известному поэтическому произведению К. Л. Хетагурова «Нæуæгбонты зарæг» («Новогодняя песня»), созданному поэтом в 1990 г. и пронизанному фольклорными реминисценциями: Хæдзаронта, хæдзаронта! Фæцфæуынц уæм дæрдбæлццонтæ… Æддæмæ ма цæм ракæсут! Уæ мæсыгмæ цæ бакæнут! Хæдзаронта, хæдзаронта! Фæцæуынц уæм нæуæг бонтæ… Уæ алаз дæр хорзæй уынат! Уæ фидæнмæ фæрныгдæр уат Уæ лæг уын саг куыд амара! Уæ ус уын тыр куыд ныййара! Хъæуваг куывд уæм куыд æрцæуа! Уæ басылы къух мæн куыд фæуа! Хæдзаронта, хæдзаронта! Фæцæуынц уæм нæуæг бонтæ! Фæхæссынц уын нæуæг бонтæ Фыццаг хæрзтæй хуыздæр хæрзтæ! [15, 248] Очевидно, что произведение Коста было создано на основе сюжета фольклорной песни, но впоследствии стало популярнее своего первоисточника. В традиционный фольклорный сюжет поэт вносит свои стилевые особенности, композиционные приемы, динамику изложения. Вариантной по содержанию является также «Свадебная песня» («Алай»), записанная Шанаевым в с. Салугардан: О алай! Чындз хæссæм! О алай, о алай! Хорзы бон ын фæуыдзæн! О алай, о алай! Бур физонæг кувдзыстæм… О алай, о алай! Махæн нæ чындз цы хæрдзæн? Йæ иу къухы мыды къус… Йæ иннæ къухы царвы къус… Йæ иу уæхскыл… авдæн Ие´ннæ уæхскыл цæргæс… Махæн нæ чындз цы æрхæсдзæн? Авд авды дзы гобæттæ,… Иу ахæм дзы хъæццултæ, … Се ´фсинæн сын къабайæгтæ… Сæ хицауæн урдджын кæрц! … Ой алай! Чындз хæссæм, Хорзы бон ын фæуыдзæн! О аллай! Невесту ведем! О алай, алай! Счастливый (добрый день будет ей! О алай, алай! Желтым жарким (жаренным барниной) Мы совершим куывд (помолимся)! О алай! Наша невеста что будет кушать?… У ней в одной руке чаша меду, … У ней в другой руке чашка масла… У ней на одном плече почетная колыбель… У ней на другом плече многочадие… Нам наша невестка что принесет? Семь-семь у ней тюфяков, … Столько же у ней одеял, … Их хозяйке (свекрови) бархату! Их хозяину (старшему) кунью шубу!.. О алай! Невесту ведем,.. Счастливый день да будет ей!.. (Перевод Г. Шанаева). Известно, что исполнение песни «Алай» в свадебном обряде связывалось с комплексом древнейших представлений и верований осетин, связанных с очагом. Являясь обязательным элементом обхода невестой очага, песня в разных ущельях могла быть приурочена к различным ситуациям обряда. В более позднее время произведение потеряло ритуальное значение, и его стали петь девушки, встречавшие свадебный поезд при подъезде к дому жениха. Варианты песни «Алай» заметно отличаются друг от друга, но основная идея во всех вариантах одна — воспевание идеальной невесты, такой, о которой мечтал и сам жених, и его родня. Исполнялась она с верой в словесную магию, которая должна была воплотить в жизни то, о чем пелось во время обряда [16, 172]. Вся история собирания, изучения и публикации осетинского фольклора свидетельствует о стремлении к его точной фиксации, о прямом или косвенном отношении к текстам как к документам культуры; поэтому и при выработке методики текстологический работы с ними следует исходить именно из этого положения, то есть относиться к текстам как к документам, учитывая различную степень их сохранности и достоверности. По мнению А. И. Алиевой и М. И. Исаева, принципы максимальной точности и полноты фиксирования текстов осетинского фольклора, которых строго придерживался сам Миллер, важны прежде всего для лингвистов. По конкретным нюансам письменной передачи диалектных особенностей той или иной эпохи можно судить о состоянии языка в целом и прежде всего его фонетики [17, 7]. Таким образом, представленная рукопись содержит ценный материал, зафиксированный носителями языка и крупными знатоками фольклора в соответствии с методологическими принципами В. Ф. Миллера. Тексты рукописи отражают фольклорную традицию осетин и позволяют составить наглядное представление о фольклорном репертуаре гарода и его бытовании во второй половине XIX в. В настоящее время предстоит объемная работа по подготовке и включению материалов в современный исследовательский контекст XXI в. ______________________________________________________ 1. Архив востоковедов ИВР РАН. Ф. 38. Оп. 1. Папка III, 317. Д. 30, 35, 36.
|